Состоялась такая поездка и в этом году.
Вышли мы в один из будних дней вместе с Дарси, моей собакой, из автобуса на лесной дороге и сразу углубились в непроходимую глушь. К вечеру я развел костер, поел, что с собой взял, подбросил в огонь дров и лег спать. Спал часа три, не больше. Что-то заставило меня открыть глаза.
Костер уже затухал. Дарси сидел рядом со мной и рычал. Таким я его еще не видел:
шерсть грозно топорщится, глаза и клыки блестят в темноте. Он смотрел куда-то в ночную чащу.
— Что там, Дарси? — спросил я, поднимая ружье. Здесь, рядом, вполне могла оказаться стая волков, встреча с которой ночью не сулила мне ничего хорошего. Однако ничто не нарушало тишину, и я слегка успокоился: вероятно, какой-нибудь зверь прошел недалеко и собака учуяла его.
-" Ну, ну, Дарси, успокойся! — похлопал я собаку по спине. — Тебе, наверное, показа .
Резкий свист вдруг прервал тишину. Это было так неожиданно, что я чуть не всю вскрикнулкнул. Свист был явно человеческим. Почти сразу за свистом раздался вой волка. За ним завыл другой, третий... И, наконец, остатки тишины разорвали десятки подобных голосов. Дарси как с цепи сорвался, и я еле сдерживал его. Уже через минуту вой стих, и тишину больше не нарушало ничего, кроме испуганного хлопанья крыльев сонных птиц.
Свист я слышал совсем и, когда немного пришел в себя, решил пойти в ту сторону. Возможно, требовалась моя помощь.
Подбросив в костер дров, чтобы не заблудиться, я взял ружье наперевес и осторожно стал пробираться сквозь частые деревья. Идти буквально в ста шагах оказалась поляна, по которой метались какие-то странные тени. Было полнолуние, и, присмотревшись, я понял, что это волки.
Дарси уже не рычал. Он скулил и, дрожа, жался к моей ноге. Я тихо опустился на землю. Волков было много: я даже сбился со счета. Они все время бегали по кругу около чего-то, что я никак не мог разглядеть. Это было похоже на большой камень, но, что самое ужасное, он издавал звуки, которые ни с чем нельзя было спутать, несомненно, это была человеческая речь.
Внезапно этот камень как бы разломился, и я перед собой увидел... человека! Он был старым и седым, на плечи была наброшена большая серая накидка, которая и создавала иллюзию камня. Старик раскинул руки, поднял седобородую голову к небу и затянул какую-то дикую звериную песню. Казалось, он молился луне.
Меня обуял ужас; волки не трогали его. Они остановили свой ритуальный бег и, тихо поскуливая, как щенки, стали подползать к его ногам, он, не обращая на них внимания, продолжал свою первобытную песню
Вдруг он присел. Волки на мгновение закрыли его своими телами и вот... старца уже нет, а на его месте — огромный белый волк! Он обежал поляну и бросился вон, а за ним — вся стая.
Что это было: сон, бред, мираж? Я тихо позвал Дарси, но он не отозвался. И сколько я потом ни высвистывал его, он так и не появился.
Я дошел до костра, собрал свои нехитрые пожитки и с первыми лучами солнца покинул этот странный лес.
Позднее я узнал, что с того самого времени волки в округе стали просто невыносимы и уже не ограничивались нападениями на домашний скот. На них устраивали облавы, но какое-то сверхъестественное чутье помогало волкам ускользнуть. Они всегда знали, где их ждут охотники. Говорят, что вожаком их был большой белый волк.
Матвеич» Волк, хитрый и умный, с острыми клыками и горящими красными глазами, крадущийся в ночи, наводил страх на первобытного человека, как он наводит его — это видно по письму — и до сих пор на людей, оказавшихся в глухих уголках земли. Своими кровавыми делами и многочисленными загубленными человеческими жизнями волк обеспечил себе мрачное место и в естествознании, и в фольклоре. Страх перед волком в древние времена и в средние века трансформировался в представление о еще более страшном звере, некоем существе, мужчине или женщине, превращающемся в подобие волка, который бежит в ночи, одержимый жаждой крови, сея ужас и смерть. Многие из этих ликантропов были бессознательными жертвами напасти, превращавшей их против желания в зверей и подвигавшей на вызывающие дрожь деяния.
Вакханалия казней вВосточной Европе, как мы видели несколькими главами раньше, обусловливалась лицемерными призывами к праведности и нравственной примитивностью суеверного века, когда сосед оговаривал соседа, муж — жену, жена — мужа, а публичный осведомитель почитался ли не за героя, выполнившего свой гражданский и религиозный долг.
В те давние времена люди делали мало различий в своем сознании между оборотнем и самим — так велик был страх, который вызывали тот и другой Еще меньше различали они оборотней и несчастных жертв болезни, поражавшей в средние века множество людей. Теория доктора Иллиса о редкой форме порфирии вполне убедительно объяснит появление некоторых «оборотней», которые, будучи арестованными и не признанными больными, вполне могли вызывать и поведением массовые психозы.
Напомним: порфирия — состояние врожденное и редкое, наблюдалось оно во многих частях мира. Но в средние жертве наследственной болезни вместо медицинской помощи была уготована смертная казнь.
И наконец, еще одна составляющая легенд об оборотнях: одичавшие дети-волки, девочки и мальчики, воспитанные зверями в лесах или джунглях. Мы с уверенностью можем сказать, что жестокое обращение с ними тоже вызвано страхом перед оборотнями.
Ребенок-волк имел ужасный вид, он неистово сражался за свою свободу и без колебаний бросался на любого -— человека или животное, кто тревожил его в лесу, и, как настоящий оборотень, испытывал тягу к луне:
ночью он становился беспокойным и выл, глядя на нее. Поэтому естественно, что крестьяне, встретив в лесу такое существо, инстинктивно пугались, представляя его оборотнем, монстром, с которым их предки были знакомы сотни лет
|
